Андрей Тихонович. Нет уж, сделай милость, не водою! Я до морских путешествий не охотник, матушка.
Марья Алексеевна. Да чего ж ты боишься? Мы поедем из Петербурга на пироскапе.
Андрей Тихонович. Сиречь на пароходе — покорнейше благодарю! Не утонешь — так тебя на воздух взорвет. Нет, мой друг, поедем сухим путем!
Марья Алексеевна. То есть на Петербург, а там на Ригу?
Андрей Тихонович. Да, матушка.
Марья Алексеевна. В чем же мы поедем? В нашей дорожной четвероместной карете?
Андрей Тихонович. Разумеется, — она легка и поместительна.
Марья Алексеевна. Только сделай милость, Андрюша, не бери ничего с собою. Лишь бы доехать до границы, а там у нас все будет!
Андрей Тихонович. Нельзя же, матушка, не взять шкатулку, погребец, платье, белье…
Марья Алексеевна. Ну, пожалуй себе, бери! А я все здесь брошу.
Андрей Тихонович. Да ведь это, мой друг, лишний расход.
Марья Алексеевна. Уж как хочешь, а я нашего русского тряпья и дряни за границу не повезу.
Слуга (входя в гостиную). Авдотья Никифоровна Сусликова.
Андрей Тихонович. Я думаю отказать, мой друг.
Марья Алексеевна. Нет, нет!.. Проси! (Слуга уходит.) Знаешь ли, зачем пожаловала к нам Сусликова?
Андрей Тихонович. С визитом, матушка.
Марья Алексеевна. Нет! Она едет за границу, так хочет почваниться надо мною, подразнить меня!
Андрей Тихонович. И, что ты, Марья Алексеевна.
Марья Алексеевна. Уверяю тебя! Она теперь начнет разъезжать по всей Москве, станет всем колоть глаза своим Карлсбадом. Да вот, погоди, я спеси-то ей поубавлю!
(Входит Сусликова, молодая женщина довольно приятной наружности. На лице ее выражается та торжественность, то внутреннее сознание своего достоинства, которыми вообще отличаются и правоверные л мусульмане, отправляющиеся на поклонение в Мекку, и большая часть русских, отъезжающих за границу.)
Марья Алексеевна (идя навстречу к Сусликовой). Авдотья Никифоровна!..
Сусликова. Здравствуйте, Марья Алексеевна! (Целуются.) Андрей Тихонович, как ваше здоровье?
Андрей Тихонович. Слава богу, матушка… Слава богу!.. Прошу покорно садиться! (Сусликова и хозяйка садятся на диван.)
Сусликова. А я приехала с вами проститься, Марья Алексеевна.
Марья Алексеевна. Проститься?… Куда ж вы едете? Верно, в вашу тамбовскую деревню?
Сусликова. Нет, Марья Алексеевна, за границу!
Марья Алексеевна (очень холодно). Право?… А куда ж вы едете за границу?
Сусликова. В Карлсбад.
Марья Алексеевна. Что ж, это хорошо. Вы будете пить воды?
Сусликова. Да, может быть, один курс.
Марья Алексеевна. А потом?
Сусликова. Потом заедем на несколько дней в Дрезден; если успеем, посмотрим Саксонскую Швейцарию, а там назад в Москву.
Марья Алексеевна. Так вы пробудете за границею…
Сусликова. Месяца три или четыре.
Марья Алексеевна. Только-то!.. Конечно, для того, чтоб побывать в Карлсбаде да проездом взглянуть на Дрезден, больше времени и не надобно… Знаете ли что, Авдотья Никифоровна?… Ведь мы можем с вами повстречаться за границею.
Сусликова. Как?… Так и вы едете в Карлсбад?
Марья Алексеевна. Нет, в Карлсбаде мы будем только проездом. Да, если правду сказать, что там и делать?… Эти карлсбадские воды сделались так пошлы! Ну, право, по мне, все равно, что наш Липецк, что этот Карлсбад; и если б мне нужно было лечиться водами, так уж, конечно, я охотнее поехала бы на Кавказ.
Сусликова. Ах, что вы, Марья Алексеевна, помилуйте!
Марья Алексеевна. Право!.. Там, по крайней мере, другая природа, другой мир; а что такое Карлсбад? Ну, скажите сами: кто не был в этом Карлсбаде?… Да знаете ли, что в Петербурге поездка в Карлсбад не считается даже путешествием за границу?
Сусликова (с приметной досадой). Ну, нет, Марья Алексеевна, извините! Ведь съездить в Карлсбад не то, что съездить в Воронеж или Пензу.
Марья Алексеевна. Почти то же.
Сусликова (вспыхнув). Да позвольте спросить: вы-то куда изволите ехать?
Марья Алексеевна. Разумеется, сначала в Германию, на берега Рейна; там в Швейцарию; оттуда в Верхнюю Италию — на Лаго-Маджиоре, в Венецию… О, там мы непременно будем! Потом на зиму в Рим, а будущей весною…
Сусликова. Назад в Россию?
Марья Алексеевна. О, нет!.. Стоит ли того, чтоб ехать на один год за границу! Из Италии мы проедем в Париж…
Сусликова (у которой начинается истерика). Вот что!.. И долго там проживете?
Марья Алексеевна. До самой зимы.
Сусликова. А потом?
Марья Алексеевна. Опять в Италию: сначала в Неаполь, а там, может быть, проедем в Палермо… Представьте себе, Авдотья Никифоровна, в то время как вы будете здесь жить по уши в снегу, мы станем прогуливаться под тенью померанцевых деревьев… Ах, ma chere amie!.. Уж то-то я вам порасскажу, когда мы воротимся…
Сусликова (с злобной улыбкой). Покорнейше вас благодарю!.. А мы послушаем, если доживем до этого.
Марья Алексеевна. И, полноте, что вы?… Мы года через три непременно вернемся.
Сусликова. Через три года!.. Ну, помогай вам бог, Марья Алексеевна!.. Прожить три года за границею — не безделица!
Марья Алексеевна. Да, конечно, иным нельзя и году прожить за границею, но с таким состоянием, как наше…
Сусликова. Разумеется… Вам бросить пятьдесят и даже сто тысяч — ничего не значит.
Марья Алексеевна. Ну, этого сказать нельзя… Впрочем, конечно, пятьдесят и даже сто тысяч нас не разорят.
(Минутное молчание. И хозяйка и гостья не говорят ни слова, но в их глазах можно легко прочесть, что они думают следующее.)